Истинная история царя мидаса. Царь мидас Король который превращал все в золото

Скандально известный царь Мидас прославился в веках своей алчностью (он упросил Бахуса (Диониса) сделать так, чтобы все, к чему притрагивается царственная длань, тотчас обращалось в золото) и глупостью. Об этом последнем качестве красноречиво свидетельствовали ослиные уши, которыми Мидаса увенчали за безграмотное судейство состязания, в наши дни, надо полагать, получившего бы название "конкурс эстрадных исполнителей".
Миф об алчности царя Мидаса.
Однажды Силен, наставник Бахуса, после большой попойки, заблудился в лесу и долго бродил в поисках своих товарищей, пока, наконец, не добрался до дворца Мидаса, царя Ливии. Как только Мидас увидел красный нос и оплывшее жиром тело заблудившегося странника, он тотчас узнал в нем Силена - учителя Бахуса и вызвался отвезти его к божественному ученику. Увидев Силена, Бахус обрадовался и пообещал, что выполнит любую просьбу Мидаса. Мидас, который был очень алчным, упал на колени и попросил бога сделать так, чтобы все, чему он прикоснется, тут же превращалось в золото. Бахус тут же заверил, что его желание будет исполнено, и Мидас, возрадовавшись, что его предприятие увенчалось успехом, по пути во дворец дотрагивался пальцами до разных предметов, и все они мгновенно превращались в золото. Вид этих и других чудес, вызванных простым прикосновением, наполнил его сердце радостью, и он велел слугам приготовить роскошный пир и пригласил всех своих придворных разделить его радость. Его приказы были выполнены без промедления, и Мидас сиял от счастья, усаживаясь во главе пиршественного стола и окидывая взглядом блюда и вина, приготовленные для угощения. Но тут его ждало неожиданное открытие - скатерти, тарелки и кубки тоже превращались в золото, так же как и еда и питье, как только он касался их своими губами. И среди изобилия его терзали муки голода, и драгоценный дар, который не давал Мидасу утолить этот голод, сделался для него проклятьем. Измученный Мидас прошел дорогу, по которой он гордо двигался несколько часов назад, снова бросился на колени перед Бахусом и попросил его забрать ненужный больше дар, из-за которого он не мог ни есть, ни пить. Его отчаяние тронуло Бахуса, и он велел Мидасу искупаться в реке Пактол, если хочет избавиться от дара, так быстро ставшего проклятием. Мидас поспешил к реке и погрузился в ее воды, не заметив, что даже песок под его ногами стал золотым. И именно с тех пор река Пактол течет по золотым пескам на берегу.
Ослиные уши царя Мидаса.
В поэме Овидия "Метаморфозы" рассказывается о музыкальном состязании Аполлона и Пана. Это было на склонах горы Тмола. Судьей был бог этой горы. Простые, бесхитростные звуки свирели Пана не могли сравниться с величественной мелодией Аполлона. Торжественно гремели золотые струны кифары, вся природа погрузилась в глубокое молчание. Бог горы Тмола присудил Аполлону победу. Все славили великого бога-кифареда. Только один Мидас, царь Фригии, не восторгался игрой Аполлона, а хвалил Пана. Разгневался Аполлон, схватил Мидаса за уши и вытянул их. С тех пор царь Мидас стал обладателем ослиных ушей, которые он старательно прятал под большим тюрбаном, пытаясь сохранить свое уродство втайне. Но ему это не удалось: болтливый брадобрей, узнавший тайну Мидаса, не в силах хранить молчание, выкопал ямку и прошептал свой секрет. Из ямки вырос тростник, из тростника вырезали дудочку, и песня дудочки ославила незадачливого царя на весь свет. А опечаленный Пан, побежденный Аполлоном, удалился глубже в чащу лесов; часто раздаются там полные грусти, нежные звуки его свирели, и с любовью внимают им юные нимфы.
Однако новейшие открытия американских археологов опровергают расхожее мнение о царе и с блеском подтверждают поговорку, гласящую, что истину следует искать не где-нибудь, а в вине.
Ученые из Археологического музея Пенсильванского университета обнаружили, что 2700 лет назад в Малой Азии на поминках по усопшему Мидасу рекой лился некий диковинный напиток (сейчас его назвали бы коктейлем) - смесь пива, вина и меда.
Вероятно, современный выпивоха не преисполнился бы воодушевлением при мысли об этом нектаре. Но дотошный химический анализ показал, что точно такой же грог или пунш поглощали греки на Крите времен Миноса, а в бронзовом веке его пивали жители Микен - города, мифический правитель которого, Агамемнон, командовал греческим войском в Троянскую войну.
По мнению ученых, находка остатков коктейля в гробнице Мидаса в центре современной Турции, близ Анкары, свидетельствует о том, что миф об этом царе хотя бы частично соответствует действительности. Его подданные, фригийцы, оказались вовсе не выходцами с Ближнего Востока, а европейцами из мест, которые ныне зовутся северной Грецией.
Дело в том, что упомянутый выше коктейль принадлежит древней европейской питейной традиции. Его остатки находили в раскопках на скандинавских землях и даже в Шотландии, где обнаружены следы материальной культуры пятитысячелетней давности.
Когда в VIII веке до нашей эры царь Мидас воссел на фригийский трон, ближневосточные народы уже пять тысяч лет курили вино. А вот в Греции оно появилось только в античные времена.
Археологи Пенсильванского университета уже полвека ведут раскопки столицы Фригии, Гордиона, знаменитого, помимо прочего, пресловутым Гордиевым узлом. В 1957 году они сумели отыскать деревянный саркофаг Мидаса с хорошо сохранившимся скелетом царя, но лишь совсем недавно им пришло в голову сделать полный химический анализ содержимого найденных в гробнице глиняных сосудов, и выяснилось, что участники поминальной трапезы лакомились жареной бараниной и козлятиной, приправленными средиземноморскими травами и какими-то бобовыми растениями, скорее всего чечевицей. А в бронзовом бочонке с изображением льва и агнца оказались высохшие остатки того самого коктейля.
Если верить мифу, Мидас был македонским царем и жил во дворце, окруженном садом, в котором произрастали едва ли не одни розы. Как раз на этом этапе его биографии бог Дионис и наделил царя обманчиво полезной способностью обращать в золото все, к чему прикасалась его рука. Очень скоро Мидас понял, что сглупил, попросив бога дать ему столь неудобный дар (в золото превращались и пища, и напитки, к которым он прикасался), и принялся умолять взять эту способность обратно. Дионис уважил и эту просьбу, но обставил согласие некоторыми условиями, и Мидасу пришлось отправиться в Азию, где его усыновил бездетный фригийский царь Гордий.
По мнению ученых, фригийцы были индоевропейским народом, выходцами из Греции, которые пересекли Средиземное море в самом конце первого тысячелетия до нашей эры или чуть раньше и осели в Малой Азии, покорив господствовавшие там хеттские племена. А Мидас, который был вовсе не алчным тупцом, но храбрым и искусным воителем, правил Фригией во времена ее наивысшего экономического и ратного могущества. Соседние ассирийские племена знали его под именем Мита и называли царем-воителем.
Как раз в эпоху Мидаса была изобретена латунь - красивый желтый сплав меди с цинком. По некоторым предположениям, именно это изобретение произвело большое впечатление на современников и породило миф о царе, превращавшем все в золото.
Приблизительно в 700 году до нашей эры Мидас скончался от естественных причин в возрасте 60-65 лет.
Однако существует и гипотеза, сторонники которой утверждают, что фригийцы пришли не из Европы, а с востока. Об этой теории упоминал еще древний летописец Геродот, сообщавший, что, по мнению египтян, фригийцы были древнейшим народом Земли.
Археологи не нашли в Гордионе золота и иных сокровищ (зато обнаружено много красивой резной деревянной мебели с мозаичными вставками, едва ли не самой древней на Земле). Правда, и свидетельств того, что Мидас вел полуголодное существование, тоже нет. Он ел мясо, пил коктейль и, судя по состоянию скелета, при жизни не страдал никакими серьезными недугами. И, разумеется, не носил ослиных ушей.
В конце концов Фригия перешла под власть Лидии, а та, в свою очередь, была захвачена персами, потому что лидийский царь Крез не нашел ничего лучшего, кроме как внять бездумному и безответственному, мягко говоря, совету дельфийского оракула и напасть на Персию. А в итоге уничтожил одну из величайших империй древности - свою собственную.


Никола Пуссен. Мидас и Бахус


Состязание Пана с Аполлоном, около 1630 год


Дж.Б.Тьеполо. Царь Мидас судит состязание Аполлона и Пана


Гиллис ван Валькенборх. Мидас чествует Вакха и Силена. 1598.

Король Мидас был ужасным транжирой. В его королевстве так и повелось: что ни день – праздник, что ни вечер – бал. Понятно, что в один прекрасный день не осталось у короля ни чентезимо. Тогда пошел он к волшебнику Аполло и рассказал ему о своей беде. И волшебник заколдовал его.

– Все, к чему прикоснутся твои руки, – сказал он, – будет превращаться в золото!

Король Мидас даже подскочил от радости и вприпрыжку побежал к своему автомобилю. Но едва он дотронулся до дверцы, как автомобиль сразу же стал золотым. Все стало золотым: колеса золотые, стекла золотые, мотор золотой, даже бензин превратился в кусок золота. Понятно, что машина не могла больше двигаться, и понадобились телега и пара волов, чтобы дотянуть машину на буксире до королевского дворца.

Король Мидас стал ходить по залам и трогать все подряд: столы, стулья, шкафы. И сразу все становилось золотым. Наконец захотелось королю пить, он велел принести стакан воды, но едва взял его в руки, как стакан превратился в кусок золота, и вода тоже перестала быть водой.

Пришлось поить короля с ложечки.

Подошло время обеда. Взял король вилку: она превратилась в золото. Гости захлопали в ладоши и наперебой стали упрашивать короля:

– Ваше величество, потрогайте мои пуговицы на куртке! Потрогайте мой зонт!

Король Мидас всех осчастливил, а когда взял хлеб, чтобы поесть наконец, хлеб тоже превратился в золото. Пришлось королеве кормить короля кашкой с ложечки. Гости попрятались под стол, потому что не могли удержаться от смеха. Король Мидас рассердился, схватил одного из них и дернул за нос. Нос тотчас же стал золотым, и бедняга испустил дух.

Пришла пора ложиться спать. Король Мидас коснулся подушки и превратил ее в золото, тронул простыню, матрац – и вот уже вместо постели лежит груда золота, твердого-претвердого. Не очень-то поспишь на таком ложе. Пришлось королю провести ночь в кресле с поднятыми кверху руками – чтобы ничего не коснуться ненароком. К утру король смертельно устал, и едва рассвело, побежал к волшебнику Аполло, чтобы тот расколдовал его. Аполло согласился.

– Хорошо, – сказал он, – но будь внимателен. Колдовство пройдет ровно через семь часов и семь минут. Все это время ты ничего не должен трогать, иначе все, чего ты коснешься, превратится в навоз.

Король Мидас ушел успокоенный и стал следить за часами, чтобы не тронуть что-нибудь раньше времени.

На беду, часы его немного спешили – каждый час перебегали вперед на одну минуту. Когда прошло семь часов и семь минут, король Мидас открыл дверцу своего автомобиля и сел в него. Сел и оказался в большой навозной куче. Потому что не хватало еще семи минут до конца колдовства.

Миф о царе Мидасе (миф древней Греции)

Однажды, когда Дионис со своей веселой компанией бродил по лесистым горам Фракии, где-то по дороге они потеряли своего старца Силена. Захмелел он совсем, шел за ними, шел, спотыкаясь на каждом шагу, и незаметно для себя отстал. Местные крестьяне увидели старого Силена и отвели его к царю Мидасу. Мидас сразу же узнал учителя великого Диониса и принял его как самого почетного гостя. Девять дней угощал он старого Силена, устраивал для него роскошные пиры. А потом отвел его к Дионису. Дионис обрадовался, увидев своего любимого учителя, и предложил Мидасу любой дар, какой он только захочет для себя.
– О великий Дионис, сделай так, чтобы все превращалось в золото, к чему бы я только ни прикоснулся, – попросил бога Мидас.
«Какие неразумные эти люди», – подумал про себя великий бог, но ничего не сказал царю Мидасу и исполнил его заветное желание. Довольный Мидас отправился домой, он чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Еще бы! Вот он наклонился и взял в руки камень, и тут же обыкновенный серый булыжник превратился в золотой слиток. Сорвал зеленую ветку – и она тоже стала золотой. Опускает руку в ручей – и сразу же потекла в нем золотая вода. Радуется Мидас и веселится, счастью его нет предела.
Пришел он наконец домой, не терпится ему немедленно потрогать все вещи во дворце, чтобы они стали золотыми. Долго бегал Мидас по комнатам, даже утомился. Моет он руки, а с них стекает золотая вода, сел на обычный деревянный стул, а он превращается в золотой трон. Радости Мидаса нет конца, вокруг него несметные богатства: всё золото. Решил царь Мидас отметить такое событие и устроить себе пир на весь мир. Велел он принести ему самые лучшие кушанья и вина. Выполнили слуги приказ царя и принесли ему обед. Но, о горе! К чему только ни прикасался Мидас, всё, что ни брал в руки, все становилось золотым: и хлеб, и мясо, и вино. Как же теперь он есть будет, неужели придется ему погибнуть от голода? И тут только понял неразумный жадный царь, какую беду он на себя навлек. Взмолился царь Мидас к Дионису:
– О великодушный бог, смилуйся надо мной. Прости меня, глупого! Возьми обратно свой драгоценный дар!
Дионис сжалился над неразумным Мидасом и сказал ему:
– Иди к истокам Пактола и там в его водах смой с тела этот дар и свою вину.
Не стал задерживаться Мидас и немедленно отправился в Лидию, к истокам Пактола. Вошел он в воды реки и долго плескался там, пока совсем не очистился. Золотая вода потекла по руслу Пактола, и с тех пор там всегда находят золото.

Ми-дас (ас-сир. Ми-та)- са-мый зна-ме-ни-тый царь Фи-гии (Ма-лая Азия). Жизнь это-го ца-ря оку-та-на мно-жест-вом ле-генд. По пре-да-нию, еще ре-бен-ку Ми-да-су му-равьи в рот тас-ка-ли пше-нич-ные зер-на, пред-ве-щая бу-ду-щее бо-гат-ст-во. Так-же утверж-да-лось, что Ди-о-нис за ока-зан-ную ему услу-гу в ка-чест-ве бла-го-дар-нос-ти пред-ло-жил Ми-да-су ис-пол-нить лю-бое его же-ла-ние. Ми-дас по-же-лал, что-бы все, к че-му он при-кос-нет-ся, пре-вра-ща-лось в зо-ло-то. Но в зо-ло-то ста-ла пре-вра-щать-ся пи-ща, что гро-зи-ло Ми-да-су го-лод-ной смертью, и он взмо-лил-ся «бо-гу», что-бы тот снял ча-ры. Ди-о-нис при-ка-зал Ми-да-су ис-ку-пать-ся в ис-точ-ни-ке Пак-тол, от-че-го ис-точ-ник стал зо-ло-то-нос-ным, а Ми-дас из-ба-вил-ся от сво-е-го да-ра. Пред-став-ле-ние о бо-гат-ст-ве Ми-да-са от-ра-жа-ет пред-став-ле-ния гре-ков о зо-ло-тых со-кро-ви-щах Ма-лой Азии.

Еще ле-ген-да: Ми-дас был судь-ей на му-зы-каль-ном со-стя-за-нии меж-ду Апол-ло-ном и Па-ном и при-знал Апол-ло-на по-беж-ден-ным. За это Апол-лон на-де-лил Ми-да-са ос-ли-ны-ми уша-ми, ко-то-рые ца-рю при-хо-ди-лось пря-тать под фри-гий-ской ша-поч-кой. Ци-рюль-ник Ми-да-са, уви-дев уши и му-ча-ясь тай-ной, ко-то-рую ни-ко-му не мог рас-ска-зать, вы-рыл ям-ку в зем-ле и шеп-нул ту-да: «У ца-ря Ми-да-са ос-ли-ные уши!» , - и за-сы-пал ям-ку. На том мес-те вы-рос трост-ник, ко-то-рый про-ше-лес-тел о тай-не все-му све-ту. Миф о Ми-да-со-вых ушах ско-рее все-го от-ра-жа-ет пред-став-ле-ния то-те-миз-ма, а в язы-коз-на-нии же су-щест-ву-ет устой-чи-вый фра-зео-ло-гизм: «Ми-да-со-вы уши», что озна-ча-ет тай-ну, ко-то-рую не-воз-мож-но скрыть.
Ес-тест-вен-но, что об-раз это-го ле-ген-дар-но-го ца-ря с древ-нос-ти при-вле-кал вни-ма-ние уче-ных му-жей, ко-то-рые ста-ра-лись раз-га-дать свя-зан-ные с ним ми-фы по-сред-ст-вом изу-че-ния тор-го-во-по-ли-ти-чес-ких свя-зей Фри-гии и Гре-ции. По-про-бу-ем и мы вкрат-це озна-ко-мить-ся с ис-то-ри-ей этой стра-ны и с лич-ностью ее зна-ме-ни-то-го пра-ви-те-ля.
Фри-гий-ское цар-ст-во рас-по-ла-га-лось в цент-ре Ма-лой Азии. Рас-цвет это-го го-су-дар-ст-ва при-хо-дит-ся на вто-рую по-ло-ви-ну VIIIв. до н.э.и свя-зан с ца-рем Ми-да-сом. Это-му же вре-ме-ни при-над-ле-жат рас-ко-пан-ные зда-ния и кур-ган-ные по-гре-бе-ния фри-гий-ской сто-ли-цы Гор-ди-он в до-ли-не р. Сан-га-рия (Са-карья). По пре-да-нию, Гор-ди-он был на-зван по име-ни Гор-дия, ос-но-ва-те-ля если не Фри-гий-ско-го цар-ст-ва во-об-ще (как счи-та-ли гре-ки), то во вся-ком слу-чае Фри-гий-ской ве-ли-кой дер-жа-вы, ка-ко-вой это цар-ст-во ста-ло в VIIIв. до н.э.
Соб-ст-вен-но фри-гий-ская тер-ри-то-рия (если не счи-тать Ма-лой Фри-гии, вы-хо-див-шей к Мра-мор-но-му мо-рю) вклю-ча-ла ле-си-с-тый гор-ный мас-сив меж-ду со-вре-мен-ны-ми Эс-ки-ше-хи-ром и Афь-он-Ка-ра-хи-са-ром, у ис-то-ков боль-ших ма-ло-азий-ских рек; здесь на-хо-дил-ся хра-мо-вый го-род Пес-си-нунт и дру-гой, ви-ди-мо, то-же хра-мо-вый го-род, услов-но на-зы-ва-е-мый «Го-ро-дом Ми-да-са» (древ-нее на-зва-ние его не-из-вест-но). Но под-лин-ный центр фри-гий-ской тер-ри-то-рии на-хо-дил-ся в до-ли-не р. Сан-га-рия, а на вос-ток она за-хо-ди-ла за озе-ро Туз и за ре-ку Га-лис (Кы-зыл-Ир-мак); здесь фри-гий-ские слои име-ют-ся на та-ких древ-них го-ро-ди-щах, как Бо-газ-кёй, Алад-жа-Хю-юк, Али-шар и Кюль-те-пе.
Рас-цвет Фри-гии при Гор-дии и Ми-да-се, сы-не Гор-дия (ас-сир. Ми-та), был быст-рым и блес-тя-щим. Ми-дас, не-со-мнен-но, по-ми-мо Фри-гии гос-под-ст-во-вал и над Ли-ди-ей (до-ли-ной ре-ки Герм, со-вр. Ге-диз) и над ее бо-га-ты-ми зо-ло-ты-ми мес-то-рож-де-ни-я-ми у го-ры Пак-тол, от-кры-ты-ми в пос-ле-хет-т-ское вре-мя (мо-жет быть, как раз при фри-гий-ском вла-ды-чест-ве?). На вос-то-ке вли-я-ние Ми-да-са до-хо-ди-ло до Тав-ра, а на за-па-де - до эолий-ских и ионий-ских го-ро-дов: же-ной его бы-ла, по пре-да-нию, дочь ца-ря г. Ки-мы в Эоли-де, но-сив-ше-го гром-кое имя Ага-мем-но-на. Имен-но Ми-дас был пер-вым из нег-ре-чес-ких ца-рей, кто при-нес дар в об-щег-ре-чес-кое свя-ти-ли-ще в Дель-фах (зо-ло-той трон). При Ми-да-се рас-цве-ла фри-гий-ская ме-тал-лур-ги-чес-кая, ткац-кая, де-ре-во-об-де-лоч-ная про-мыш-лен-ность.
Ин-те-рес-но, чт во Фри-гии вплоть до по-те-ри ею не-за-ви-си-мос-ти не на-блю-да-ет-ся при-зна-ков вво-за то-ва-ров ре-мес-лен-но-го про-из-вод-ст-ва из Гре-ции и во-об-ще с за-па-да; на-про-тив, на-чи-ная с VIIIв. до н.э. в Гре-ции поч-ти по-все-мест-но встре-ча-ют-ся из-де-лия фри-гий-ские и, по-ви-ди-мо-му, ли-бо при-быв-шие че-рез Фри-гию урарт-ские, ли-бо ими-ти-ро-ван-ные во Фри-гии по урарт-ским об-раз-цам.
В свою оче-редь, из Гре-ции в Фри-гию шло оло-во, не-ко-то-рые сель-ско-хо-зяй-ст-вен-ные про-дук-ты и ра-бы. Гре-чес-кие мо-ре-хо-ды мог-ли быть ес-тест-вен-ны-ми по-став-щи-ка-ми ра-бов, точ-но так же как фи-ни-кий-ские (си-дон-ские) мо-ря-ки, о чьей пи-рат-ской де-я-тель-нос-ти кра-соч-но рас-ска-зы-ва-ет гре-чес-кая по-эма VIIIве-ка до н.э. - «Одис-сея». По дан-ным древ-не-ев-рей-ско-го про-по-вед-ни-ка Езе-ки-и-ла, Фри-гия еще и в его вре-мя (ког-да Фри-гия, бу-ду-чи са-ма за-во-е-ва-на, уже не за-хва-ты-ва-ла плен-ных на вой-не) про-да-ва-ла фи-ни-кий-цам, на-ря-ду с брон-зой, так-же «ду-ши че-ло-ве-чес-кие» - ско-рее все-го, как по-сред-ни-ки в ра-бо-тор-гов-ле За-па-да.
Есть не-ма-ло куль-тур-ных изо-бре-те-ний, пе-ре-ня-тых, по пре-да-нию, гре-ка-ми, а поз-же рим-ля-на-ми у фри-гий-цев: та-ко-вы цвет-ные фри-зы (лат. phrygium) под дву-скат-ной кры-шей хра-мо-вых и дру-гих зда-ний (по-доб-ные же хра-мо-вые зда-ния со-ору-жа-лись и в Урар-ту), на-стен-ные ков-ры (греч. tapetes), ис-кус-ст-во вы-шив-ки зо-ло-ты-ми нит-ка-ми, фри-гий-ский му-зы-каль-ный лад, двой-ная сви-рель и ки-фа-ра, раз-ве-де-ние «ан-гор-ских коз» с пу-шис-той «мо-хе-ро-вой» шерс-тью, де-ко-ра-тив-ных роз и мно-гое дру-гое. О гре-чес-ком вли-я-нию на Фри-гию су-дить труд-нее: если не счи-тать над-гроб-ных над-пи-сей рим-ско-го вре-ме-ни, до нас до-шло лишь не-мно-го крат-ких и обыч-но не под-да-ю-щих-ся ис-тол-ко-ва-нию над-пи-сей по-фри-гий-ски. Од-на-ко над-ле-жит за-ме-тить, что с VIIIв. до н.э. и фри-гий-цы, и гре-ки поль-зо-ва-лись прак-ти-чес-ки од-ним и тем же ал-фа-ви-том - алф-ви-том в под-лин-ном смыс-ле сло-ва, т.е. пе-ре-да-вав-шим не толь-ко со-глас-ные, но и глас-ные зву-ки. Внеш-не он очень бли-зок фи-ни-кий-ско-му пись-му на-ча-ла Iты-ся-че-ле-тия до н.э.; го-раз-до мень-ше по-хо-жи на не-го (и на гре-чес-кую аз-бу-ку) дру-гие ма-ло-азий-ские ал-фа-ви-ты (ли-дий-ский, ка-рий-ский, ли-кий-ский и др.), хо-тя и они яв-но фи-ни-кий-ско-го про-ис-хож-де-ния.
Очень ран-нее вли-я-ние гре-ков на фри-гий-цев вид-но так-же из над-пи-си на куль-то-вой ни-ше в ска-ле из «Го-ро-да Ми-да-са», где этот царь но-сит ахей-ские (ми-кен-ские) ти-ту-лы ва-нак и ла-ва-гет . Итак, в гре-ко-фри-гий-ских вза-и-мо-от-но-ше-ни-ях фри-гий-ская сто-ро-на, ви-ди-мо, не бы-ла толь-ко да-ю-щей. Тем не ме-нее в ма-те-ри-аль-ной куль-ту-ре (скаль-ные со-ору-же-ния, брон-зо-вая ут-варь и т.п.). Фри-гий-ское цар-ст-во да-ет боль-ше сви-де-тельств свя-зей с цар-ст-вом Урар-ту, чем с Гре-ци-ей; не-со-мнен-но, оно яви-лось свя-зу-ю-щим зве-ном меж-ду Пе-ред-ней Ази-ей и гре-ка-ми; пер-вые участ-ки зна-ме-ни-той пер-сид-ской «Цар-ской до-ро-ги», со-еди-няв-шей с VIве-ка до н.э. стра-ны Эгей-ско-го мо-ря с Вос-то-ком, бы-ли про-дол-же-ны уже при Ми-да-се.
Глав-ную роль во фри-гий-ской ре-ли-гии иг-рал культ ве-ли-кой ма-те-ри-бо-ги-ни Ки-бе-лы (Ку-ба-бы - культ, вос-хо-дя-щий еще к до-хур-рит-ским вре-ме-нам), а так-же мо-ло-до-го уми-ра-ю-ще-го и вос-кре-са-ю-ще-го бо-га Ат-ти-са. В этом куль-те - по край-ней ме-ре позд-нее - бы-ли рас-прост-ра-не-ны ор-ги-ас-ти-чес-кие об-ря-ды и са-мо-оскоп-ле-ние жре-цов, по-свя-щав-ших се-бя куль-ту. По-ви-ди-мо-му, во Фри-гии су-щест-во-ва-ли ав-то-ном-ные хра-мо-вые го-ро-да.
Фри-гий-ские во-и-ны изо-бра-жа-ют-ся ко-рот-ко-бо-ро-ды-ми, с серь-га-ми в ушах, оде-ты-ми в длин-ные по-ло-са-тые ру-ба-хи с кис-точ-ка-ми по по-до-лу и вы-со-кие са-пож-ки; шле-мы они но-си-ли пле-те-ные, копья у них ко-рот-кие, щи-ты круг-лые, не-боль-шие. Мо-да на зна-ме-ни-тые «фри-гий-ские кол-па-ки», в бу-ду-щем став-шие сим-во-лом сво-бо-ды, бы-ла, ви-ди-мо, за-не-се-на во Фри-гию поз-же - ким-ме-рий-ца-ми или тре-ра-ми.
Фри-гия при Ми-да-се вхо-ди-ла в со-став ан-ти-ас-си-рий-ской ко-а-ли-ции из Урар-ту (царь Ру-са I), Кар-ке-ми-ша (царь Пи-си-рис), го-су-дар-ст-ва-ми Тав-ра (Ату-на, Та-бал и Ком-ма-ге-на) в борь-бе про-тив ас-си-рий-ско-го ца-ря Сар-го-на ІІ. Вой-не Ми-да-са с Сар-го-ном IIпо-ме-ша-ло на-шест-вие ким-ме-рий-цев. Но-вый царь Урар-ту Ру-са ІІ объ-еди-нит свои во-ен-ные си-лы с ким-ме-рий-ца-ми про-тив Фри-гии при бла-го-же-ла-тель-ном нейтра-ли-те-те Ас-си-рии. По-ход про-тив Фри-гии 675 г. до н.э. бу-дет успеш-ным. Урар-ты за-хва-ти-ли мно-го до-бы-чи и плен-ных, а Фри-гия бы-ла вы-да-на на по-ток и раз-граб-ле-ние ким-ме-рий-ца-ми, ко-то-рые опус-то-ша-ли цар-ст-во Ми-да-са свы-ше 20 лет. В этой вой-не по-ги-ба-ет пре-ста-ре-лый царь Ми-дас. Ким-ме-рий-цы ста-ли при-чи-ной ги-бе-ли это-го про-цве-та-ю-ще-го го-су-дар-ст-ва Древ-не-го Вос-то-ка.
Кс-та-ти, с име-нем фри-гий-ско-го ца-ря Гор-дия (отец Ми-да-са) так-же свя-за-на од-на зна-ме-ни-тая ле-ген-да - «Гор-ди-ев узел» . По ле-ген-де, жре-цы Фри-гий-ско-го хра-ма Зев-са пред-ска-за-ли, что пер-вый, кто всту-пит в их го-род, бу-дет са-мым вы-да-ю-щим-ся ца-рём за всю ис-то-рию стра-ны. Пер-вым в го-род въехал на сво-ей те-ле-ге ни-ко-му не из-вест-ный кресть-я-нин Гор-дий. Его вы-бра-ли Фри-гий-ским ца-рём. В па-мять о дан-ном со-бы-тии он при-нёс в дар хра-му Зев-са те-ле-гу, на ко-то-рой въехал в го-род. Гор-дий при-вя-зал её к ал-та-рю та-ким слож-ным уз-лом из ки-зи-ло-во-го лы-ка, что ни-ка-кой ис-кус-ник не мог его рас-пу-тать. Ора-кул пред-ска-зал, что че-ло-ве-ку, ко-то-рый рас-пу-та-ет гор-ди-ев узел, по-ко-рит-ся весь мир.
И вот сто-ли-цу Фри-гии по-ко-рил ве-ли-чай-ший из пол-ко-вод-цев древ-нос-ти — Алек-сан-др Ма-ке-дон-ский . Боль-шин-ст-во пи-са-те-лей со-об-ща-ет, что мо-ло-дой во-ин во-шёл в древ-ний храм, при-гля-дел-ся к про-слав-лен-но-му уз-лу и вы-хва-тив меч, рас-сёк его од-ним уда-ром. Жре-цы ис-тол-ко-ва-ли это так: «Он за-во-ю-ет мир! Но ме-чом, а не дип-ло-ма-ти-ей» . Од-на-ко, по рас-ска-зу Арис-то-бу-ла, «Алек-сан-дру лег-ко уда-лось раз-ре-шить за-да-чу и осво-бо-дить яр-мо, вы-нув из пе-ред-не-го кон-ца дыш-ла крюк — так на-зы-ва-е-мый „гес-тор“, ко-то-рым за-креп-ля-ет-ся ярем-ный ре-мень».
В пе-ре-нос-ном смыс-ле «Го́рди-ев узел» мо-жет озна-чать лю-бую слож-ную за-да-чу. «Раз-ру-бить гор-ди-ев узел» — зна-чит сме-ло, ре-ши-тель-но и энер-гич-но ре-шить слож-ное де-ло, по-сту-пив не по пра-ви-лам, пред-пи-сы-ва-ю-щим дли-тель-ное и не-про-дук-тив-ное ре-ше-ние слож-ных за-дач, а по сво-е-му же-ла-нию, по-лу-чив ре-зуль-тат не-за-кон-но, но сра-зу.

Пересказ В.Н.Владко
Пер. с укр. А.И.Белинского


Эта удивительная история произошла с фригийским царем Мидасом. Мидас был очень богат. Чудесные сады окружали его роскошный дворец, а в садах росли тысячи наикрасивейших роз - белых, красных, розовых, пурпурных. Когда-то Мидас очень любил свои сады и даже сам выращивал в них розы. Это было его самым любимым занятием. Но люди меняются с годами - изменился и царь Мидас. Розы больше не интересовали его - разве что только самые желтые, на которых он иногда останавливал свой задумчивый взгляд и шептал:

Ах, если бы эти прекрасные желтые розы были не просто золотистыми, а по-настоящему золотыми! Каким бы я был богатым!

И Мидас со злостью срывал живую розу и швырял ее на землю, ибо теперь он больше всего на свете любил тяжелое, холодное золото. Все, что напоминало золото, привлекало к себе его внимание; все, что было настоящим золотом, Мидас забирал и прятал в своей подземной сокровищнице. И если было на свете еще что-либо дорогое сердцу Мидаса, так это его маленькая дочка. Она была прелестна, со светло-золотыми волосами, веселой улыбкой, ясными глазами и чистым, как звоночек, голоском.

Однако любовь к дочери не уменьшала его страсти к золоту, а, наоборот, лишь усиливала ее. Ослепленный царь чистосердечно верил, что его дочь будет самой счастливой, если будет иметь груды золота. Вот почему Мидас в конце концов стал мечтать лишь о том, чтобы собрать в своей сокровищнице как можно больше тяжелого желтого металла. Впрочем, чем больше золота он имел, тем чаще печалился, глядя на него:

Золота у меня немало. Но ведь сколько золота еще остается в земле! Вот если бы собрать все это золото здесь... тогда уж точно я был бы счастлив!..

Но, конечно, Мидас неспособен был собрать все золото и потому мог лишь вздыхать, глядя на свои сокровища, спрятанные в глубоком подземелье.

Однажды, когда он особенно печально вздыхал, держа в руках тяжелую золотую чашу, во дворце послышался шум. Мидас рассердился: кто смел нарушить его покой? Но оказалось, что это один из постоянных спутников бога Диониса , сатир Силен, сбился с дороги и зашел в сады Мидаса. Служители Мидаса сперва испугались, потому что никогда до этого им не приходилось видеть сатиров: верхняя часть тела Силена была человеческая, зато ноги, как у козла, - покрытые шерстью, с копытами. Надо сказать, что и Силен тоже испугался. Заметив это, служители схватили его, связали и привели к Мидасу.

Царь сразу понял, что перед ним не обычное существо. Он приказал освободить перепуганного Силена, пригласил его в свои покои, накормил, дал отдохнуть несколько дней и после этого сам отвел к богу Дионису, зная, что тот отблагодарит его за такую услугу.

Так и случилось. Веселый бог Дионис обратился к Мидасу:

Я знаю, Мидас, что ты очень богатый человек, и потому не могу отблагодарить тебя каким-либо подарком. Скажи мне, чего бы ты хотел сам, и я обещаю выполнить твое пожелание. Говори, я слушаю!

Царь Мидас задумался. В самом деле, чего бы ему пожелать? Можно попросить у Диониса большую груду золота, но чего стоит она по сравнению со всем золотом всей земли?.. И вдруг его осенила счастливая мысль.

Я далеко не так богат, как ты полагаешь, - начал он. - Правда, у меня есть немного золота. Но сколько труда я положил, чтобы собрать его! А вот если ты, Дионис, поможешь, то мне в дальнейшем легче будет собирать золото...

Какой может быть моя помощь? - спросил Дионис.

Я хочу, чтобы все, к чему я прикоснусь, мгновенно превращалось в золото! - сказал Мидас и сам испугался своей дерзости. Не разгневал ли он Диониса?..

Однако Дионис только строго взглянул на Мидаса и спросил:

А ты не будешь жалеть потом?

Ни в коем случае! Я буду самым счастливым человеком на земле!

Хорошо, - промолвил Дионис. - Пусть будет так, как ты желаешь. Начиная с завтрашнего восхода солнца ты будешь владеть золотым прикосновением.

Трудно сказать, смог ли этой ночью уснуть Мидас. Но как только первый, самый слабый дневной свет проглянул из-за верхушек деревьев, Мидас уже сидел на своем ложе, ожидая исполнения того, что ему обещал Дионис, и страшась, что веселый бог просто подшутил над ним.

Осторожно притронулся Мидас к стулу, что стоял возле его ложа, но стул остался таким же, как был, - деревянным...

В отчаянии Мидас упал головой на подушку и закрыл лицо руками. Тем временем рассветало все больше и больше. Вот из-за верхушек деревьев блеснул первый солнечный луч. Он тихонько заглянул в комнату Мидаса и задержался на ложе. Царь Мидас не обратил на это внимания. Но теплый луч защекотал ему ухо, словно утешал царя. Мидас поднял голову и тотчас удивился:

Что за удивительный цвет у моей подушки? Еще вчера она была белой... а теперь... почему-то желтая... словно бы... да нет, неужели это может быть?..

Да, Дионис исполнил свое обещание. Все подушки и покрывала на его ложе стали золотыми, из чистого червонного золота. Дар бога Диониса Мидас обрел с первым солнечным лучом!

Обрадованный Мидас вскочил с ложа. Как ребенок, бегал он от одного предмета к другому, проверяя обретенную им способность превращать в золото все, к чему он прикоснется. Он касался ножки стола - и она сразу превращалась в массивный золотой столбик. Он отбросил в сторону оконную занавеску - и она враз потяжелела в его руке, окрасилась в золотистый цвет. Все, все становилось золотым вокруг Мидаса, все предметы, вся одежда, вся посуда! Даже маленький носовой платок, который вышила Мидасу его дочь, и тот стал золотым. Однако... это не очень понравилось Мидасу: он охотно оставил бы его таким, каким он был раньше, каким принесла ему платочек его ненаглядная малышка.

Впрочем, стоит ли огорчаться по пустякам? Платочек вряд ли стоил внимания, в то время как вокруг Мидаса все превращалось в золото! Все принимало червонно-желтый цвет и веселило сердце Мидаса. Чтобы лучше рассмотреть свое новое богатство, он даже поднес к глазам большой кристалл хрусталя, повернув грани так, чтобы предметы виделись сквозь них увеличенными. К великому его удивлению, Мидас ничего не увидел сквозь кристалл! Прозрачный до сих пор хрусталь тотчас же превратился в толстую золотую призму.

Это показалось Мидасу не очень удобным, но он подумал: "Не стоит обращать внимания! Глаза мои видят пока что неплохо, а всякие мелочи, если мне будет нужно, рассмотрит дочка своими ясными зоркими глазками".

Не рассуждая больше ни о чем, Мидас вбежал в сад.

И здесь все становилось золотым - перила лестницы, двери, песок на аллеях, - как только он прикасался к ним. А вот и цветущие розы! Благоухающие и многокрасочные, они поднимали свои головки к утреннему солнцу и покачивались под дыханием теплого летнего ветерка.

Но Мидас знал, как эти прекрасные розы сделать еще прекраснее. Торопливо переходя от одного куста к другому, он касался роз, пока все они не поникли отяжелевшими золотыми головками, пока не обвисли на кустах золотые листья, пока не стал золотым даже маленький червячок внутри какого-то цветка. Весь сад Мидаса стал золотым!

Счастливый Мидас оглянулся вокруг: ни у кого на свете не было столько золота! Правда, для этого пришлось потрудиться, непрерывно прикасаясь к разным предметам! Зато теперь можно позавтракать с большим аппетитом.

И Мидас направился ко дворцу, где уже был накрыт стол для царского завтрака. На одном конце стола стояла чашка с молоком и свежая булочка для его маленькой дочки, которая всегда завтракала вместе с отцом. Самой малышки пока еще не было.

Мидас приказал, чтобы позвали ее, а сам сел за стол. Но есть не начинал. Он так любил свою дочку, и ему не терпелось обрадовать ее вестью об обретенной им чудесной способности. Однако дочка не появлялась. Царь Мидас уже хотел вторично позвать ее, как вдруг услышал детский плач.

"Неужели это плачет моя малышка? - подумал он. - Отчего же?"

Дело в том, что она плакала очень редко. Она была чудесной девочкой, почти всегда только смеялась, а слезинки появлялись у нее на глазах не чаще, чем раз в полгода. Мидасу было неприятно, что его дитя плачет, и, чтобы утешить ее, он решил устроить ей сюрприз. Он быстро прикоснулся к красиво
й, разрисованной цветами и зверюшками чашке дочери и враз превратил ее в золотую. Разве не обрадуется дочь, заметив такое превращение?..

Тем временем девочка вошла в зал. Она так плакала, словно сердце ее разрывалось на кусочки.

Радость моя, - обратился к ней Мидас, - что случилось?

Вместо ответа дочь молча протянула ему одну из тех роз, которые Мидас только что сделал золотыми.

Очень красиво! - воскликнул Мидас. - Неужели этот чудесный золотой цветок заставил тебя плакать?

Ох, отец, - всхлипнула девочка, - она совсем некрасивая. Наоборот, это плохой цветок, хуже не бывает! Как только я проснулась, я сразу побежала в сад, чтобы сорвать для тебя несколько роз. И такое несчастье! Все розы, которые были до сих пор такие красивые, так чудесно пахли, - все они стали противно-желтыми, как вот эта, и совсем без запаха. Я даже уколола себе нос этим цветком... Что случилось с цветами, отец?

Ну стоит ли плакать из-за этого? - ответил Мидас, стыдясь признаться, что виновник такого преображения он сам. - Да за одну такую розу, какая у тебя в руке, ты сможешь получить сотню обычных роз!

Все равно я не хочу даже смотреть на нее, - сердито молвила малышка и бросила золотую розу на пол.

Девочка села за стол. Но она даже не заметила перемены, происшедшей с ее чашкой, так как думала только о розе. А отец теперь уже не решался обратить ее внимание на это. Возможно, так было и лучше, потому что его дочка очень любила рассматривать зверюшек, нарисованных на чашке, когда пила молоко; а теперь все они исчезли в желтом блеске металла.

Тем временем Мидас налил и себе молока и с удовлетворением отметил, что кувшин сразу же стал золотым, как только он притронулся к нему. "Между прочим, - подумал Мидас, - следует поразмыслить, где теперь придется хранить мою золотую посуду. Ведь очень скоро все вокруг меня станет золотым..." Размышляя таким образом, он поднес чашку ко рту и отхлебнул молоко. Вдруг глаза его широко раскрылись от удивления. Он почувствовал, как оно застыло слитком металла.

Вот так штука! - воскликнул Мидас обескуражено.

Что, отец? - спросила дочь. На глазах у нее еще не просохли слезы.

Ничего, дитятко, ничего, - ответил Мидас.

Он взял с блюда маленького зажаренного карася, положил его к себе на тарелку. Рыба чудесно пахла, и голодный Мидас даже слюну проглотил. Он взял карася за хвост и с ужасом остановился. Рыбка враз стала золотой, потяжелела в руках. Лишь самый искусный ювелир мог бы сделать такую рыбку из золота. Такой рыбке цены не было. Но она была несъедобна... А Мидасу хотелось есть, а не любоваться рыбой.

Не совсем понимаю, - пробормотал он, - смогу ли я вообще позавтракать...

Он взял вкусный хрустящий пирожок и быстро кинул его в рот, чтобы пирожок не успел превратиться в золотой. Но тотчас же вскочил со стула и забегал по комнате, отплевываясь. Он пытался выплюнуть изо рта большой слиток золота, в который сразу превратился пирожок, и не мог этого сделать, потому что обжег себе рот. Мидас скакал возле стола, топал ногами и жалобно стонал. Наконец ему удалось выплюнуть золотой слиток. Мидас остановился, тяжело дыша.

Отец, дорогой отец, что случилось? - кричала тем временем испуганная дочка. - Ты обжег себе рот? Что с тобой?

Ах, дорогое мое дитя, - простонал Мидас, - я и сам теперь не знаю, что со мной произошло...

И верно, трудно даже представить себе более неприятное состояние. На столе стоял самый дорогой, какой только можно придумать, завтрак. Но его нельзя было есть, по крайней мере Мидасу. Самый бедный поселянин, у которого на обеденном столе не было ничего, кроме тарелки с похлебкой и лепешки, и тот был более счастлив, чем этот богатейший царь!.. А что же будет дальше? Ведь ему угрожала голодная смерть среди роскошных яств!..

Мидас понял, что Дионис был прав, когда спрашивал его, не пожалеет ли он когда-нибудь о том, что обрел чудесный дар. И так опечалился царь, что громко заплакал, забыв даже о присутствии дочери, которая удивленно глядела на него. До сих пор девочка просто беспокоилась, не понимая, что случилось с ее отцом. Но теперь, видя его слезы, она не выдержала и, охваченная желанием утешить любимого отца, бросилась к нему и обхватила руками его колени, так как выше она не могла достать. Мидас почувствовал, что дочь ему в тысячу раз дороже, чем ненавистный дар, и, наклонившись, поцеловал ее.

Любимая моя, милая моя деточка! - промолвил он нежно.

Но девочка молчала.

Что я сделал! - в ужасе воскликнул Мидас. - Что я сделал!

В тот самый миг, когда его губы прикоснулись к голове нежно любимой дочери, произошла удивительная и страшная перемена. Живое, веселое и розовое личико девочки застыло в желтом блеске золота, даже невысохшие слезы на ее щеках превратились в золотые капли. Мидас помертвел, почувствовав, какими твердыми и неподвижными стали руки и ноги его прелестной крошки. Ой какая беда! Его любимая дочь стала жертвой его алчности и превратилась в мертвую золотую статую!..

Трудно описать горе Мидаса, который заламывал руки, глядя на помертвевшую дочь, стонал, плакал и убивался. У него недоставало сил даже глядеть на золотую статую своей дочери... Она была так похожа на его любимую девочку!.. Если бы только не этот проклятый золотой цвет, не эта мертвая неподвижность... О Мидас, Мидас, куда завело тебя твое ненасытное желание иметь как можно больше золота!

Наконец Мидас вспомнил про Диониса. Он, он, могучий Дионис, может помочь ему в горе. И Мидас приказал подать колесницу и как можно скорей везти его к Дионису.

Молодой бог встретил его хмуро.

Что скажешь, Мидас? - спросил Дионис. - Должно быть, ты приехал поблагодарить меня, рассказать, какой ты счастливый?..

Мидас печально покачал головой.

Я несчастен, убит горем, - ответил он тихо.

Ты несчастен? - притворно удивился Дионис. - Разве я не исполнил твоего желания? Ведь ты теперь можешь иметь золота столько, сколько захочешь.

Золото не может сделать человека счастливым, - горько вздохнул Мидас. - Получив его, я потерял то, что было для меня дороже всего. Теперь я понял это.

Ты понял? - переспросил Дионис. - Мы это сейчас проверим. Скажи, Мидас, что ценней для человека - золото или кувшин чистой холодной воды? Как ты думал вчера - это я знаю. А вот как ты думаешь сегодня?

О, свежая, прохладная вода! - простонал Мидас. - Должно быть, никогда уже она не освежит моего пересохшего рта!..

Что лучше для человека, - продолжал Дионис. - золото или кусок хлеба?

Кусок хлеба, - сказал Мидас, - ценней для меня, чем все золото мира!

Что для тебя лучше - золото или твоя дочь, живая, веселая, какой она была всего час тому назад?

О, дитя мое, дочь моя! - заплакал Мидас. - Я не отдал бы теперь даже самой крошечной веснушки на ее личике за все золото мира!

Ты поумнел, Мидас, - промолвил Дионис. - И я вижу, что твое сердце, к счастью, не успело превратиться в кусок холодного золота. Иначе я не смог бы помочь тебе. Скажи мне, ты и в самом деле хочешь избавиться от своей чудесной способности?

Она ненавистна мне! - пылко произнес Мидас. Тут муха с противным жужжаньем села ему на нос, но тотчас же, превратившись в кусочек золота, упала на пол. Мидас вздрогнул.

Хорошо, - промолвил Дионис. - Слушай меня, Мидас. Иди искупайся в реке Пактол - ее вода смоет с тебя власть золотого прикосновения. Возьми также с собой кувшин да набери воды из реки. Этой водой ты обрызгаешь все предметы, которые хотел бы вновь увидеть не золотыми, а такими, какими они были раньше. Понял?

Мидас уже убегал, торопясь к реке Пактол.

Как сумасшедший схватил он глиняный кувшин (который сразу же стал золотым) и бросился к воде. Он весь дрожал: что, если и вода в реке тоже станет золотой?! Но нет-прозрачные, свежие волны плескались вокруг него, прохладная вода не изменялась, прикасаясь к его ногам. Теперь предстояло набрать воды в кувшин... Не станет ли она тогда золотою?.. Нет, наоборот, кувшин мгновенно превратился в глиняный.

Как самую большую драгоценность нес Мидас домой этот глиняный кувшин с водой. Он не останавливался ни на миг, торопился к дочери. Вот она, неподвижная золотая статуя! Дрожащими руками Мидас стал брызгать на нее водой из кувшина. Нет, этого недостаточно! Скорей, скорей! Вода из кувшина полилась на голову дочери. И, наконец, она ожила! Она вновь стала настоящей живою девочкой! Мидас отставил кувшин в сторону и обхватил руками свою любимую доченьку, плача и смеясь одновременно.

А девочка ничего не понимала: ведь она не догадывалась, что какое-то время была золотой статуей.

Отец! - воскликнула она удивленно. - Зачем ты поливаешь меня водой? Ведь ты испортил мое новое платье!

Мидас только счастливо смеялся.

Конечно же, Мидас и его дочь тотчас же отправились в сад. Они окропили водой из реки Пактол золотые розы - и цветы вновь ожили, стали ароматными, заиграли живыми красками.

С того времени Мидас больше не заходил в свою сокровищницу и не любил золото ни в каком виде!

Но уж такой незадачливый был царь Мидас, что стоило ему избавиться от одной беды, как он тут же попал в другую, - на этот раз его подвело самомнение. А дело было так.

Убоявшись богатства, Мидас стал жить как можно проще, часто бродил по лесам и горам там, где обитает бог Пан в окружении своих постоянных спутниц - нимф. Пан громко играл на сделанной собственными руками флейте, услаждая слух нимф, а вместе с нимфами и Мидаса. Мидасу очень нравилась игра Пана, и он не раз говорил ему:

Ты прекрасный музыкант, Пан ! Полагаю, что ты мог бы состязаться с самим Аполлоном!

И Пан так уверился в своем мастерстве, что вызвал Аполлона на состязание.

Аполлон согласился, полагая немало развлечься.

Судьей был избран Тмол, бог горы, на которой и должно было происходить соревнование. Тмол с важностью, приличествующей моменту, расположился на обломке скалы, покрытом козьей шкурой. Вокруг него разместились нимфы, дриады и другие божества этой местности. С глубокомысленным видом сидел царь Мидас, уверенный в победе своего любимого бога Пана, который, сжимая в руках свою флейту, с вызовом, но и некоторой неуверенностью во взоре ожидал начала состязания с самим Аполлоном. Златокудрый Аполлон стоял справа от Тмола, в белоснежной тунике, со среброструнной кифарой в левой руке.

Приступайте! - важно распорядился Тмол, чувствуя значительность момента.

Пан поднес флейту к губам - и, спасаясь от резких пронзительных звуков его варварского инструмента, козы, пасшиеся на окрестных вершинах, с ужасом бросились вниз. Но вот Пан окончил свою игру. Тмол, нимфы, дриады молчали, потупившись. Один только Мидас в восторге захлопал в ладоши - так ему нравилась музыка Пана.

Настал черед Аполлона. Он поднял кифару - и полились чарующие, переливающиеся звуки серебряных струн. Они напоминали нежный шелест зеленых дубрав, журчание светлых струй, сбегавших вниз с горы Тмол, щебетание и пение птиц. Казалось, вся красота родной земли гармонично слилась в мелодии Аполлона.

Замерли звуки божественной кифары, и Мидас нетерпеливо обратился к Тмолу:

Ну, скорей, Тмол, объяви свою волю: кого ты считаешь победителем? Мы ждем, Тмол!

Тмол поднялся и провозгласил громко, чтобы все живое слышало окрест:

Сколь ни дерзок был в своих притязаниях Пан, но его варварская музыка не может идти ни в какое сравнение с пением кифары. Победитель - Аполлон!

И все вокруг - нимфы, дриады, другие божества - поддержали это решение:

Истинно так, Аполлон победитель!

Один только Мидас оставался непреклонен и обвинил Тмола:

Ты не прав, Тмол! Ты несправедлив! Пана должно признать победителем, его мелодия несравненно приятней для наших ушей!..

Хотя и не пристало небожителю обижаться на смертных людей, но Аполлон был разгневан словами Мидаса. Уходя с горы Тмол, окруженный музами, Аполлон бросил через плечо Мидасу:

У того, кто предпочитает мелодии Пана моей кифаре, должны быть другие уши, Мидас!..

В большой досаде возвращался Мидас к себе домой после этого состязания: еще бы, он считал, что Тмол рассудил несправедливо. Спускаясь с горы в полном одиночестве, Мидас вдруг почувствовал, что его уши стали тяжелыми. Он схватился за уши - о ужас! - уши его выросли, удлинились и покрылись мягкой шерстью.

Что это? - воскликнул он. - Что случилось? Мидас наклонился над быстрым ручьем, что сбегал с гор, и оцепенел от страха: в воде, как в зеркале, отразилась его голова, которую украшали длинные ослиные уши, покрытые серебристо-белым пушком!

Как?! Что это? Неужели это я, неужели это мои уши?

Увы, сомнений не было: это была его голова, и это были его уши! Теперь только до Мидаса дошел смысл слов, произнесенных Аполлоном: за то, что Мидас предпочел игру Пана игре Аполлона, Солнцеликий наградил его ослиными ушами.

В ужасе бросился Мидас в кусты: а что, если кто-то увидит его ослиные уши?! Но что же теперь делать? Как ему показаться придворным, родным и друзьям? Если он появится среди людей с такими ушами, все будут смеяться над ним, каждый ребенок будет пальцами указывать на незадачливого царя!..

Только к вечеру возвратился Мидас домой. Возвратился в сумерках, да к тому же обвязав голову куском ткани так, что уши были полностью скрыты.

С тех пор царь Мидас не расставался с повязкой, и никто из смертных не видел его ушей. Никто из смертных, за исключением одного только слуги, который стриг царю волосы, бороду и усы, когда они сильно отрастал! От этого слуги царь Мидас не мог скрыть своего уродства. Под страхом смерти Мидас запретил ему разглашать страшную тайну. И слуга обещал хранить ее.

Но брадобрей был так болтлив, что тайна, доверенная ему царем, очень тяготила его. Он прямо-таки изнывал от желания сообщить ее хоть кому-нибудь и потому жил в страшном смятении.

Наконец он не выдержал: в один прекрасный день, в очередной раз побрив царя, побежал на берег реки, выкопал в земле ямку и, низко наклонившись над ней, прошептал:

У царя Мидаса ослиные уши!!!

И тотчас же поспешно засыпал ямку землей.

Прошло не так уж много времени, и на том месте, где была эта ямка, вырос камыш. Какой-то тамошний пастух, проходя мимо со своим стадом, сорвал камышинку и сделал из нее дудочку. Когда он подул в нее, дудочка вдруг заиграла:

У царя Мидаса ослиные уши! У царя Мидаса ослиные уши!..

Так все люди узнали тайну царя Мидаса.